Близкий Восток. Часть II. Алкоголи: Начало

Осетинская водка и ливанское пиво, арак в Бейруте и Аммане, грузинское домашнее вино в Батуми и загадочный джин «Смирнов» в Дамаске – я решил бросить взгляд на наше октябрьское путешествие автостопом сквозь призму тех возлияний, которым мы предавались в шести странах, каждый раз в новом месте, в разных компаниях и обстоятельствах.

10 октября 2011

Мы сидим на крыше, смотрим на огни вечернего Алеппо (Халеба), полуторамиллионника, крупнейшего города Сирии и потягиваем светлую ливанскую «Алмазу» из бутылочек 0, 33. Его приносит «бой», мальчик-подросток, которого владелец отеля и наш новый знакомый по имени Ахмед гоняет в магазины и по всяким мелким поручениям.

«Almaza» не хуже неплохих европейских сортов. Особенно радует качеством после турецкого «Эфеса», каковой «Эфес» – моча мочой, не лучше отечественных. Ахмед дал нам попробовать его еще на ресепшене.

Это наш первый день в Сирии, после нашего въезда в страну из Турции прошло всего пара часов. Мои две Л., Лариса и Лена, в состоянии культурного шока. Очень восточный, грязный и вонючий базар в центре города, старые, еще, поди, времен османского владычества здания, некоторые полуразвалившиеся.

Почти все женщины в платках на волосы, а многие и в чадрах на лицо и черных паранджах, которые скрывают даже примерные очертания фигуры.

Посреди этого внешнего патриархального традиционализма слабо но все же алкогольный напиток, в общем то если не полностью запрещенный, то крайне порицаемый (там есть разночтения) исламом, к тому же поднесенный нам местным жителем… Это расслабляет и дает понять, что не так страшны стереотипные представление о здешней нетерпимости и суровых ограничениях во всем, как это зачастую думается некоторым из тех, кто никогда не бывал в исламских странах.

По телевизору на ресепшене крутят египетские боевики (Египет похоже снабжает кино- и телепродукцией весь арабский мир) и местное «мыло». Все это очень забавное, снято кое-как, средний план смонтирован к среднему, крупный – к крупному. Поскольку в нашей троице два профессиональных оператора и видеомонтажера, это вызывает особенно сильное веселье и снисходительное умиление. Вот в каком-то темном криминальном подвале костоломы лупят кулаками в довольно таки объемистое пузо героя, привязанного к стулу, за этим наблюдает жующий жвачку босс с усами и непонятно зачем нужными в полумраке черными очками…

Пребывающая в состоянии того самого шока Лариса расспрашивает Ахмеда, что можно, а что нельзя в Сирии. Можно ли женщине ходить с открытыми волосами? А с голыми руками? Недолго поразмыслив над всеми этими вопросами наш новый знакомый пожимает плечами и выдает «I think everything is fucking possible in Syria». И прихлебывает пиво.

Он говорит, что не любит Европу, поскольку сталкивается там с ксенофобией. «Для них мы все «Arabs», — жалуется он, изображая пальчиками кавычки.

Прекрасный пример диалектического парадокса, на мой взгляд. С одной стороны, у меня нет причин не верить ему, когда он говорит о европейской ксенофобии по отношению к нему, с другой – мне представляется очевидным, что если бы не Европа, Запад, то Ахмеду просто не было бы. Я имею ввиду, не было бы такого Ахмеда, каким он является сейчас: раскрепощенным, easy going, с беглым разговорным английским, абсолютно космополитичным арабом. Позднее мы узнаем, что он живет с 35 летней канадкой. Ему 26 и Лариса нашла его по couchsurfing’у.

Он поселил нас прямо на этой крыше, где мы прожили три дня. А «Алмазу» нам предстояло пить еще в самом Ливане. В Иордании, где в целом алкоголь менее доступен, ее не оказалось.

3 октября 2011

Ислама тут нет, но патриархата хоть отбавляй: дочь нашего гостеприимного грузина только и успевает, что менять блюда на столе и наполнять кувшин белым вином.

Дочь зовут Русико, ей 24, юрист по образованию, уже несколько лет она страдает от безработицы, как и многие здесь.

Ее отец в прежние времена был нагляднейшим подтверждением расхожих и полных негодования представлений советского обывателя о грузинах, как о главных богачах Советского Союза, которым к тому же было де-факто позволено заниматься самым настоящим частным бизнесом. Он рассказывает, что в начале 1970-х за один урожай мандаринов, проданных в Москве, мог купить себе «Волгу». Этот двухэтажный особняк он построил в 1971-м. Теперь же ему приходится таксовать.

Он ностальгирует по СССР и понятно почему. Снабжая мандаринами и прочим огромные мерзлые просторы почившей северной империи маленькая Грузия могла поддерживать уровень жизни, совершенно невозможный для масс рядовых советских обывателей.

Они очень радушны, но грустны. Жизнь тяжелая, работы нет. Единственное, они благодарны Саакашвили за то, что тот довел до ума их полицию, разогнав всех упырей в погонах. Для автовладельцев это особенно ценно, потому что грузинское «ГАИ» славилось своей коррупцией даже на общем неутешительном в этом смысле постсоветском фоне.

Мы един и пьем, меняются блюда, кувшин опустошается снова и снова. Я говорю нашему гостеприимному хозяину, что мой дед тоже выращивал этот сорт винограда «Изабелла» на Ставрополье и тоже делал из него белое вино.

С этим таксистом и его семьей мы познакомились совершенно случайно. Ночлег, целых две просторных спальни, они предоставили нам конечно совершенно бесплатно, не говоря уже об ужине. Политику и войну не упомянул никто.

23 октября 2011

Когда этот бейрутский старик напоил меня араком, я даже всплакнул. В последнее время в похмелье я становлюсь крайне сентиментальным, возможно, старею.

День сегодня тяжелый настолько же, насколько замечательной была вчерашняя ночь и это связанные вещи. Вчера я пил 1940s Dark Night Kiss, а Лена – Jungle Juice. Бейрут по прежнему прекрасен, но все таки уже не так, как вчера – я очень болезненно переношу похмелье.

Мы уже сходили на набережную Средиземного моря, где этим солнечным воскресным утром богатые бейрутцы и бейрутки бегают, быстро ходят, иногда приседают и еще всякими способами поддерживают свое здоровье.

Однажды мы видели парня, который пользовался такими специальными штуками, не знаю, как они называются, что-то типа пружин, которые крепятся к кроссовкам, ну, или кроссовки прикреплены к ним. И с их помощью во время бега он при каждом прыжке подпрыгивал чуть не на метр, напоминая американского мультипликационного героя.

Сходили в Downtown. Впервые я побывал в элитном центре космополитичного мегаполиса. Это не имеет ничего общего с центром Москвы, с Новым Арбатом и прочим подобным, с этим горячечным, лихорадочным московским гиперпотреблением. Да, тут тоже бутики и все такое прочее, но здесь настолько спокойно, умиротворенное, чисто и идеально… Богатые дети богатых родителей катаются на самокатах по брусчатке пешеходных улиц между уличными кафе во французском стиле. Израильтяне бомбили этот город всего пять лет назад, но, глядя на этих людей, видишь, что они уверены в своем будущем на десятилетия, если не на века вперед.

 

Здесь дорого. Пожалуй, все таки не дороже, чем в Москве, но сопоставимо, а цены сопоставимые с московскими по меркам практически всего остального мира – это очень, очень высокие цены.

Нам не повезло: очень хочется есть, но сегодня воскресенье. Не работает ни-че-го. В безуспешных поисках продуктового магазина мы нарезаем километр за километром по Бейруту. Я уже не мечтаю о супе, но хоть что-нибудь… Столица Ливана и в самом деле очень европеизирована, это проявляется в том числе и в том, что, как и в Европе, в выходные закрыто практически все, за исключением кафе и ресторанов, а они для нас слишком дороги. Кроме того, воскресенье – обязательный выходной для ливанским христиан, для которых не работать в этот день – такая же важная часть их религиозной идентичности, как для иудеев бездельничать в субботу, а для мусульман – в пятницу.

Мы выходим уже за пределы центра и видим другой, «нормальный» не элитный Бейрут, более восточный, менее вестернизированный.

 

Некоторые здания не восстановлены со времен войны и нельзя сказать точно, какой именно войны. То ли их 15-летней гражданской мясорубки 1975-1990, то ли пятилетней давности потасовки с Израилем, когда господа израильтяне шарашили по городу авиабомбами. Однако и тут нам не удается найти ничего, кроме третьеразрядного фаст-фуда, в который к тому же очередь таких же пустых желудков, как и наши, и нам приходится ждать свободного места. Картофель фри и салат – это все, что нам удается получить.

Не солоно хлебавши возвращаемся в свой хостел «Talal» на авеню Чарльза Хелоу. В конце концов мы находим «шаурмучную» причем буквально в паре шагов от нашего места обитания. Этот город словно издевается над нами. Он так хорош ночью, когда ты пьян, и так жесток к тебе на другой день, когда ты похмелен и голоден. Мы знакомимся с очередным арабом, женатым на украинке и, в отличие от тех двух знакомых нам сирийцев, что привезли жен из Одессы, женатым удачно. По-крайней мере, брак у них до сих пор не распался. Это продавец магазина и из его рук мы получаем желанную еду. Что-то, если мне не изменяет память, бобовое с соусом, завернутое в лаваш. Это конечно не желанный суп, но сейчас я готов съесть что угодно. Проходить голодным до пятого часа вечера – у меня и без похмелья такое бывает не часто, а в сочетании с ним получается мой маленький персональный ад.

Все эти многочасовые хождения по Бейруту производят на меня угнетающее действие. Кто спорит, приятно оказаться в этом оазисе вестернизации после патриархального арабского села. Да, там у нас были друзья, которые нас кормили, поили и спать нам стелили. Но зато здесь мы никому не обязаны. Но видимо и то, и другое хорошо в меру. Высокие цены, никелированный элитный Downtown, бесплодные хождения в поисках хоть какой-то еды – постепенно все это начинает раздражать меня все больше и больше. Капиталистическое, урбанистическое отчуждение и атомизация в действии. В селе нас бы уже 10 раз накормили до отвала и жутко обиделись, предложи мы заплатить.

К тому же мое состояние, эта ситуация и некоторые особенности моей натуры ставят меня на грань ссоры с Леной. Когда я утомлен или похмелен или и то и другое вместе, я имею обыкновение взрываться приступами истерической, раздраженной злобы. Ларисе я показывал этот номер в Бельгии, Лене – на Соловках. В этот раз мне удается удержаться на самом краю такого припадка.

И вот, пытаясь пройти к морю, мы встречаем этого старика. Ему лет 60. Он сед и бородат, торгует грошевыми шоколадками, чаем и кофе. Очевидно, он здесь скорее просто коротает время, чем делает бизнес. Только очень редко к нему подходит кто-то, например офицер ливанской армии, чтобы приобрести какой-нибудь батончик за копейки.

Нам он знаками рассказывает про свою семью, про детей. Угощает пирожными, какими-то булочками, чаем и араком.

Арак – главный алкогольный напиток арабского мира. Фактически это та же водка, но сделанная с использованием, аниса, винограда и доведенная до крепости 53 градуса. Внешне напоминает молоко, а вкусом – абсент. Еще арабы могут пить его смешивая с минералкой, газированной или нет.

Грустные и бедные старики всегда «нажимают» на самые сентиментальные кнопки в баяне моей эмоциональности, а если они еще и добрые… А он очень добрый… После этого равнодушного большого и дорогого города. Не хочет брать с нас денег. Физическое утомление, моральная усталость от Бейрута, похмельная чувствительность и, возможно это главное, арак производят таки кумулятивный эффект и из моих глаз вытекает несколько слез.