Огни Барто

В клубе «Дом Культуры» 27 ноября выступила группа «Барто». Группа шумная, честная, скандальная, провокационная. Света Абрамовичус и Костя Панин немного поговорили с ребятами после концерта о жизни. Других журналистов в гримерке замечено не было

Действующие лица:

Маша — поет и танцует в группе «Барто»;

Женя — поет, играет и танцует в группе «Барто»;

Костя — строит из себя журналиста из медиа проекта из/о Рязани «АБ»;

Света — просто врубается.

Костя: Смотрите ребята, мы делаем такой неформальный медиа-проект, и мы делаем то что нам интересно.

Маша: Мы тоже.

Костя: И собственно нам очень интересно что вы за люди. Я не хочу подходить в таком формате : «а на что похожа ваша музыка? ». И вообще, это такой идиотский жанр.  Поэтому у меня такой вот вопрос. Как вы такие, вообще, стали или родились или сформировались ?

Света: Такие конкретные.

Костя: Я тоже, если честно, чувствую себя довольно конкретным. Понимаю это ощущение. Мне интересен ваш путь. Как это происходит, как вы это чувствуете?

Маша: Мы родились в городе Коломне. Девяностые лихие, там бандиты всякие и прочее.
В 90-м году мне было четырнадцать лет и было уже хорошо все понятно. Все, что происходило, я отлично помню. Четырнадцать лет – это не пять лет и не два года. Абсолютно такой возраст, когда все горит вокруг, все на тебя «нахлынивает». Ну «нахлынивает» нет такого слова, конечно. Ну, ты как бы мир видишь, таким, как он есть. А девяностые — это же была самая жопа. Весь развал СССР, все эти бандиты. Дворы стенка на стенку ходили. Это все было рядом. Было пиздец как страшно возвращаться домой, например. Очень серьезная была обстановка. Я жила в доме напротив кинотеатра «Горизонт», никто не даст соврать, в этом доме было кафе «Алиготе». Это было самое бандитское кафе в городе.

 И нас стало пугать, что происходит. Даже с середины двухтысячных стало понятно, что наступает тирания, например. Это было настолько все явно, что вот это начинается! Вот вроде нас побаловали чуть-чуть свободой, а потом нас побаловали чуть-чуть, что у нас все есть. Что мы живем в достатке. Кредиты и дом. Потом в один момент начали заворачивать гайки. Заворачивать по поводу всяких гарантий, которых у нас и так никогда не было

В гримерку заходят две ЛГБТ девушки (ЛГБТ-Д), одетые в обтягивающие джинсы.

ЛГБТ-Д: Бандитское!— распишитесь, пожалуйста. Можно нам? Пришли мы только к вам. Такие мы наглые, никто не поднимается (гримерка на втором этаже – авт.), а мы поднялись.

Маша: Да, я заметила, целый концерт с такими наглыми лицами.

ЛГБТ-Д: Очень наглыми.

Маша: Хорошо. Самым наглым (пишет).

Костя: Наглое лицо – это второе счастье.

ЛГБТ-Д: Спасибо, мы не очень счастливы.

Костя: Надо начинать уже. Время-то идет.

Маша: Такой добрый!

ЛГБТ-Д: Там еще второй билетик — не забудьте.

Маша: Подожди, сейчас напишу на этом.

ЛГБТ-Д: А-а. Смотри, какие пожелания нам добрые, мы думали все «нахуй» будет.

Маша: Никогда!

ЛГБТ-Д (кивают на Женю): Бритву купите ему!

Маша:

Не надо, ты что! Это же хипстерская борода. У нас теперь в группе есть хипстерская борода! Это же радость! Такой ты хипстер! (Смеется)

ЛГБТ-Д: А может мы еще к вам это? (Хотят сесть и сфотографироваться с Машей и Женей)

Маша: Ну садитесь, давайте.

ЛГБТ-Д: Я могу раздавить телефон, у меня большой вес.

Маша: Ну ты нарываешься на комплимент.

ЛГБТ-Д: Во мне 56 кг.

Маша: Во мне 50 и я очень переживаю за это. Это пиздец вообще.

Девушки по очереди усаживаются на диван между Машей и Женей и фотографируются.

ЛГБТ-Д: Приезжайте еще к нам. Когда вы к нам приедете?

Маша: Приедем, ну, через год где-то. В Москву к нам на концерт приезжайте.

ЛГБТ-Д: Не, мы бедные.

Маша: Вы мне рассказываете, а то я из Коломны в Москву никогда не ездила на собаках бесплатно. Когда «контра» идет, бежишь по платформе в другой вагон. Все отлично — можно приехать.

Девушки прощаются и уходят.

Маша: Я тоже немножечко гомофоб, но, в первую очередь, очень много геев — отличные музыканты. Реально. И даже моя практически любимая самая группа Coil, это одна из самых любимых команд вообще на свете, они же пидорасы там все. Трахались в жопу. И что с этим делать? Более того, я же христианка, а они-то сатанисты. У меня прямо когнитивный диссонанс всегда, но они такую музыку делают.

Женя: Делали. Теперь все померли.

Маша: Я думаю «Четыре позиции Бруно» — это их реинкарнация.

Женя: Екатеринбургская.

Маша: Ну и поэтому, как с этим быть?

Женя: По-хорошему, так это крайне пидорастично — реинкарироваться в Екатеринбурге после Англии. Осуществиться в Екатеринбурге.

Маша: Как пидорасы себя повели.

Женя: Подъеб судьбы.

Маша: Могли бы в меня вселиться. Я бы, может, одержимая стала, но начала офигенную музыку писать.

 Более того, я вообще это все в себе чувствую. Усталость, нежелание что-то менять, делать. И уже похуй вообще, что происходит — да горите вы все синим пламенем. И это страшно. Обыватели — это самая страшная штука, страшнее всех врагов, террористов и чего-то очень радикального. Обыватель — это болото, он постоянно все в себя поглощает, и, в конце концов, гибнет

Света: Я сегодня вас слушала в первый раз в жизни. Вы высказываетесь на самые актуальные темы в своей стилистике. Это так классно! Слова бьют, слова действуют.

Маша: Если ты в первый раз нас слушала и так все это поняла, то нам это очень приятно.

Света: Собственно, спасибо. Большое.

Маша: Это здорово. Значит, не зря. Не буду скрывать, что так все и задумывалось. Мы пытались именно так все сделать, потому что мы занимались музыкой довольно долгое время. И в Коломне долго занимались музыкой, и в Москве потом. Играли концерты, потихонечку существовали в андеграунде. Потом в какой-то момент нас очень сильно достало происходящее… Это можно найти в наших самых ранних интервью. Это была середина двухтысячных годов.  И нас стало пугать, что происходит. Даже с середины двухтысячных стало понятно, что наступает тирания, например.

Костя: В 2004 я видел на стене надпись «Путин=Гулаг».

Маша: Это было настолько все явно, что вот это начинается! Вот вроде нас побаловали чуть-чуть свободой, а потом нас побаловали чуть-чуть, что у нас все есть. Что мы живем в достатке. Кредиты и дом. Потом в один момент начали заворачивать гайки. Заворачивать по поводу всяких гарантий, которых у нас и так никогда не было. Гарантий не было даже в советском государстве. Ну, то есть, были, но все такие бедные. Все наши гарантии, касающиеся медицины и образования, они были все очень ограниченные, унизительные. Всегда, чтобы нормально лечиться, надо было давать взятки. Никогда наша бесплатная медицина не была хорошей. Всегда надо было покупать какие-то лекарства за границей. Это не в девяностые, это даже раньше было.

 

Костя: Но не настолько, как сейчас. Я все это видел, я из семьи врачей.

Маша: А у меня мама болела. Это тоже — реально изнутри.

Костя: Ну сейчас-то вообще.

Маша: А сейчас еще хуже. Не будем развивать тему, все мы это знаем. Вот двухтысячные годы; вроде бы все благополучно, все хорошо. А вот нехорошо, все вот так вот со всех сторон свербило.

Еще поработала в середине 90-х на выборах. Я работала на кандидата Тихонова, его потом посадили. Так вот, я работала на него — была студентом, мне нужно было подрабатывать. Я нормально там заработала денег. И все это видела, как все внутри происходит, весь этот штаб. Как его помощники работают, какие там бабки крутятся. Мы поездили по району и по области, везде побывали. Посмотрели, как хуево живут у нас в глубинке. Это настолько пиздец! Три тысячи зарплата, четыре тысячи зарплата. Знаете, что самое смешное? Что сейчас не очень сильно изменилась ситуация. Что зарплата в шесть тысяч рублей — это реальность. Это не десять, не восемь и не пятнадцать — это шесть тысяч рублей в месяц. Как вообще на эти деньги можно жить? Три тысячи — только квартплата.

Костя: Шесть — это хорошая пенсия.

Женя: Это шесть граммов амфетамина в Питере.

Маша: Пусть старики нанюхаются.

Женя: Шесть грамм на месяц — и ты не ешь.

Света: Социальная тема у вас четкая, жесткая. Но мне еще офигенно понравилось про мужчину и женщину. Про то, как в современном мире они взаимодействуют. Маша сказала, что социально она начала оформляться в бандитские девяностые. А вот личное?

Маша: Личная тема не присутствует в «Барто» абсолютно.

Света: Но взаимоотношения?

Маша: Отношения мужчины и женщины, нас, конечно, волнуют. Наш последний альбом «Ум, честь и совесть» вышел из-за того, что произошла вся эта хуйня на Пушкинской площади в Москве (выступление «Барто» на митинге в защиту Химкинского леса — авт.). А изначально мы писали весь альбом об отношениях мужчины и женщины. О сексе. Нам хотелось сделать альбом максимально социальным . А получилось — как всегда.

Света: Получилось.

Костя: Вот то, что вы делаете, это интересно, это здорово, но то, что вы делаете это на грани. Для обывателя это на грани — это для вас не на грани.

Женя: Слава богу!

Маша: Мне очень понравились организаторы выступлений наших в Ижевске. Ижевск — это же наша колыбель электроники. Город, в котором в 88-м году появился trip-hop. Вот это парень-организатор встречает нас с самолета и говорит такую очень клевую вещь: «Ребята, я так заебался видеть, как вокруг меня все люди, которых я знал, близкие и вообще, со временем из клевых чуваков становятся совершенно тупыми обывателями». И я тоже вижу, как большинство из знакомых, которые угорали (не в смысле бухали, а просто умели видеть мир), трансформируется.

Костя: Как у Цоя: «Мои друзья один за одним превратились в машины».

Маша: Это как-то странно образовывается. Ты умен, продвинут, у тебя все хорошо со вкусом и прочим, но вот что-то происходит с тобой в этом мире, что ты реально становишься обывателем. Эти люди в конце концов идут и голосуют за «ЕдРо».

Костя: Или не идут вообще. Дома телевизор смотрят.

Маша: Более того, я вообще это все в себе чувствую. Усталость, нежелание что-то менять, делать. И уже похуй вообще, что происходит — да горите вы все синим пламенем. И это страшно. Обыватели — это самая страшная штука, страшнее всех врагов, террористов и чего-то очень радикального. Обыватель — это болото, он постоянно все в себя поглощает, и, в конце концов, гибнет.

Костя: Человек, выходя на сцену, стреляет. Он стреляет из оружия, а у всякого оружия есть отдача. Как вы эту отдачу чувствуете?

Маша: Это очень чувствуется, конечно. Мне долго не давали загранпаспорт, так как долго проверяли в ФСБ. Но это не отдача (Маша говорит о преследовании «Барто» за песню «Готов» — авт.).

Женя: Если бы мы не подняли все связи, которые у нас есть в плане культуры, то…

Маша: …то нас бы, конечно, закрыли. В качестве воспитательной меры.

Костя: Ну как вам сказали? «Ребята, хватит уже, иначе мы вас закроем»?

Маша: Нет, зачем? Такого не говорят, но вы не представляете, насколько у нас жестко закрывают людей в стране. Реально не за что. Вот у нас сейчас закрыли человека, которого зовут Матвей Крылов. За что? За то, что он брызнул водой на прокурора, а чуваку реально грозит срок. Все дела. Ему сейчас собирают деньги, недавно был митинг. Это же абсурд — за стакан воды. Это же административная ответственность, мелкое хулиганство — пятнадцать суток. А его закрывают до 30 декабря — жестко. Я надеюсь, что его перед выборами в думу отпустят. А так хер знает. Но это то ладно, но вот у меня был адвокат Беляк, который защищает Лимонова и всех этих чуваков. Он адвокат нбпешников, он их защищал за все эти акции на Красной площади и т. п. И он что говорит: «Во-первых закрывают кого. Многие активисты запрещенной НБП — это то что сейчас называется «Другая Россия», они не люди какие-то сознательные, они какие-то молодые школьники, которые в партии состоят. Ну понятно, что молодежь не совсем отдает себе отчет в том что происходит всё-таки». Поэтому я не верю ни Немцову, что было в девяностые — это же всё видно. Человек решает свои проблемы — однозначно. Я не могу этому чуваку верить. Лимонову — да, человек прошел через многое, да и это тоже отдельная песня.

Костя: Ну для него это же — арт-проект.

Маша: Для него все — арт-проект. Я его, как артист, понимаю, но у него свои взгляды, своя партия. Но! Совершенно точно — он никогда не станет президентом,и он никогда не будет решать никакие проблемы. Как бы ему не верила его молодежь — этого не будет. А молодежь у него реальная, которая реально сидит в тюрьмах. Вот Беляк рассказывал про такой случай, когда девочки пришли из школы, взяли свои сумки и пошли на акцию. И их закрыли на год, они тупо не вернулись со школы домой. Все в шоке, родители в шоке. А закрыли почему? Потому что у нас государство такое. Показательные всякие процессы. Сейчас у нас еще жестче. Этот случай был три-четыре или три года назад, а что сейчас происходит — это совсем пиздец какой-то! Как этих активистов бьют и все прочее. Это все не показывается, скрывается. Жестко.

А отдача на концертах… Почему я все время говорю: «Эй, чуваки! Где там ваши танцы?» и все такое прочее? Мы любим, то, что мы делаем и нам, конечно, приятно когда есть отдача. Когда ты отдаешь, отдаешь и так — много концертов, а тебе назад — не приходит, то тяжело. Реально, это очень физически тяжело. У тебя нет сил, не работают руки-ноги. Это все элементарно сказывается. Но в основном, все-таки, энергия ходит туда-сюда.

Костя: Ну сегодня раскачали вы людей немного.

Женя: Впечатления от Рязани, как год назад — эстонские. Говорили, что в Эстонии самая сложная публика.

Костя: Да это же нормально — люди очень сильно зажаты.

Маша: Вот меня это всегда удивляло. Почему все вот так?

Костя: Думаю, потому что нас всех вот так вот (показывает пресс руками) зажали.

Света: Нас всех вот так вот.

Маша: Ну почему? Я этого не понимаю. Пока есть возможность — надо пользоваться!